Перевод Наталии Огиенко
Translated by Nataliya Ogienko
* * *
Усталая осень забылась дождем,
и каются ивы над тихим прудом,
и ветер угрюмый рвёт тучи на части.
Этюды любви, акварельное счастье.
Испуганно звёзды дрожат по ночам,
все в ужасе ждут декабря палача.
Неверных ждёт кара и холод разлуки.
Любимая, дай твои тёплые руки.
Tired autumn is forgotten by rain,
and willows are repenting over the silent pond,
and gloomy wind is breaking clouds into parts.
Etudes of love, watercolor happiness.
Frightened stars tremble at night,
everyone is waiting in horror for December hangman.
Punishment and cold separation is expecting unbelievers.
Sweetheart, could you give me your warm hands.
* * *
Не властвует над нами солнце, и учащённый пульс дождей
мурашками бежит по коже людских забот, и дарственную
надпись ветров читают птицы вслух: мы улетаем, вы остаётесь.
Не рано ли? Священной осени костёр ещё не тронул бабье лето,
и разноцветной юбки шелест ещё не побежал по замкнутому кругу.
Хороший знак не уходить, не расставаться, плечом коснуться
невзначай, и узнаваемое загадкой станет, и ты поправишь волосы,
и мы поймём, что жизнь прекрасна в октябре, и ничего не надо
ждать, а жить в том времени, которое застало нас.
The sun doesn’t rule over us, and the rapid pulse of rains
runs like ants along the skin of human concerns, and
the birds read aloud the gift certificate of winds: we're leaving,
you stay. May be it’s too early? The sacred fire of autumn
hasn’t touched the Indian summer yet, and a rustle of a multi-
colored skirt hasn’t run around in circles yet. It’s a good sign
not to leave, not to part, to touch with a shoulder by chance,
and the recognizable will become the mystery, and you will
smooth your hair, and we will realize that life is beautiful
in October, and we shouldn’t wait for something, but just live
in the time that came to us.
* * *
Ночи чёрные соколы,
одинокие, гордые,
под дождями высокими
пролетают над городом
и летят стайкой малою
над листвой запоздалою,
над закатами алыми
и над жизнью усталою.
Black falcons of night,
lonely, proud,
under the high rainfalls
fly over the city
and like a little flock
over the belated foliage,
over the scarlet sunsets
and over the tired life.
* * *
Может быть, это всё никому и не надо.
Может быть, лучше зной, чем чужая прохлада.
И зачем я кричу неизвестно кому «подожди!»,
и зачем обречённая осень тревожит листву
и дожди, словно в рабство, уводят из лета
в нашу жизнь? Это осени грустной живая примета.
Нелюдимый закат кровоточит изнанкой рассудка.
Осень – храм расставания. Одиноко и жутко.
Не прощайте себе понимание чёрного цвета.
Это звёзды горят. Это то, что осталось от лета.
Perhaps all this nobody needs.
Perhaps heat is better than alien coolness.
And why I shout “wait” to God knows who
аnd why the doomed autumn troubles the leaves
and rains, like into slavery, lead us from the summer
into our life? It’s a living omen of sad autumn.
Unsociable sunset bleeds with the wrong side of reason.
Autumn – the temple of separation. There is lonely and horribly.
Don’t forgive yourself the understanding of black color.
It means the stars burn. This is what has been left of the summer.
* * *
Мы разлетелись, день погас,
испуганно упал на сердце,
и сон в коварный этот час
закрыл за нами в лето дверцу.
Стояла осень на земле
неразговорчивым туманом,
и листья таяли во мгле,
как соль на пожелтевших ранах.
We flew apart, the day went out,
anxiously fell on the heart,
and a dream at this cunning time
shut the door after us into summer.
Autumn was standing on the earth
with the short-spoken fog,
and the leaves melted in the mist,
like salt on the yellow wounds.
* * *
Осень вздохнёт и скажет:
глупо считать года,
тихо уйдёт и ляжет
песней на провода.
Осень утонет в лужах,
осиротеет сад,
осень, кому ты служишь
тысячи лет подряд?
Осень возьмёт под стражу
чуткой тревоги слух,
осень дождями свяжет
пленной надежды дух.
Осень, и всё по кругу,
цирк шапито в гостях,
сны потянулись к югу
строчками в небесах.
Осень отравит ядом,
зельем своей души,
осень, я буду рядом
звёзды в ночи тушить.
Autumn will sigh and say:
it’s foolish to count years,
it will quietly go away and lie
like a song on the wires.
Autumn will drown in puddles,
garden will become an orphan,
autumn, who do you serve
thousands of years at a time?
Autumn will take into custody
hearing of sensitive alarm,
autumn by rains will tie
a spirit of captive hope.
Autumn, and all around,
a circus tent on a visit,
dreams stretched to the south
by the lines in the sky.
Autumn will poison by venom,
by the herb of its soul,
autumn, I will be nearby
to blow out the stars at night.
* * *
Осень в близоруких предчувствиях света, капающего
из бездонных сот времени на восковое лицо воздуха
мёдом прелой листвы, журчащими потоками чернильной
вязи, вышивает на пяльцах неба графические этюды
птиц и замирает в жарких объятиях ветра, и оживает
в улитках слёз на деревьях дождей, и тревожит лунный
календарь ночей сердцебиением воспоминаний, а потом
по шахматной доске светотеней доходит до горизонта и
срывается в горящую бездну раскалённой добела зимы.
Autumn in the short-sighted anticipations of the light, dripping
from the bottomless bee’s cells of the time on the waxen face
of air with the honey of the rotten foliage, with the babbling
streams of the ink knitting, stitches on the hoop of the sky graphic
sketches of birds and freezes in the arms of the hot wind, and it
comes alive in the snails of tears on the trees of rain, and the moon
calendar of nights disturbs by the heartbeat of memories, and
then on the chessboard of the shadow lights comes to the horizon
and falls into the burning abyss of the white fiery winter.
* * *
Флаги осени приспущены. День отъезда заблудился
в карнавальном шествии листвы. Ветер не обмолвился –
пора. Ты уехал в сны. Тишина назойливою стала. Если будет
дальше так себя вести, выгоню из дома. В прожитых
мгновениях заблудились тучи-гулливеры. В сотах будней –
горький мёд.
Autumn flags are at half-mast. A day of check-out is lost
in the Carnival procession of leaves. Wind hasn’t mentioned
a word – it's high time. You have left into dreams. Silence
became intrusive. If you continue to behave in such a way,
I will turn you out of the house. Clouds-Gullivers were lost
in the past moments. In the honeycombs of routine –
bitter honey.
* * *
Осень придумала пепел из листьев,
кириллицей дождь провожал до дверей,
и тучи под небом уставшим нависли
над сединою бездомных морей.
Дней монотонных крутилась пластинка,
бродил в чёрном фраке лакей-неуют,
царапались сны, ночь ждала поединка,
на циферблате назрел бунт минут.
Тень пробудилась от взгляда ночного
картонкой отважной, продрогшей до слёз,
жизни непрочной живая основа
катилась с небесной горы под откос.
В царстве безлюдном забытых утопий
в безумном распаде осенних разлук
падали дикие белые хлопья
на перекрёстке распахнутых рук.
Autumn invented some ashes from leaves,
rain followed to the door with Cyrillic,
and clouds under the tired sky beetled
under the greyness of homeless seas.
A record of monotonous days revolved,
footman-fidget was wandering in a black coat,
dreams scratched, night was waiting for the fight,
on the face a riot of minutes came to a head.
Shadow awoke because of a night sight
by the brave cartons, chilled up to tears,
alive foundation of the unstable life
rolled down the heavenly hill
in the solitary kingdom of forgotten never-never
in the crazy breakup of autumn separations
white wild flakes were falling down
at the crossroads of wide-open arms.
* * *
Жёлтых листьев жаркий мёд
натрудила осень в сердце,
туч бессмертных ледоход,
неоконченное скерцо.
Лунной ночью дрожь минут
стелет рябью вод сомненья,
незабвенной правды пруд
тонет в омуте мгновений.
И качается земля
от любви до неуюта,
осень не приходит зря
звёздным золотом салюта.
На краю дождей без слов
сладких вечеров отрава,
флаги брошенных ветров,
как судьбы чужая слава.
Hot honey of yellow leaves
autumn reaped in the heart,
never-dying ice drift of clouds,
half-finished scherzo.
At moon night shivering of minutes
spreads ripples of water doubts,
unforgettable pond of the truth
drowns in the whirlpool of moments.
And the earth swings
from love to inconvenience,
autumn doesn’t come for nothing
by the starry gold of fireworks.
On the edge of rains without words
poison of sweet evenings,
flags of the left-off winds
like a destiny of alien glory.
* * *
Летела осень листопадом,
орнаментом ночных огней
под неусыпным тёплым взглядом
заговорённых летних дней.
Когда всё дышит ожиданьем,
бесстрастной волею небес,
мы ждём с разлукою свиданья,
как холодов тревожный лес.
И в этот час, сомкнувши веки,
дрожит отчаянно листва,
ветров неукротимых реки
лишают голоса слова.
Благословенная свобода
в камине угли ворошит,
царица жизни непогода
нас ждёт на острове души.
Autumn was flying by defoliation,
by the ornament of night lights
under the watchful warm gaze
of enchanted summer days.
When all is breathing with expectation,
with the passionless will of heaven,
we are waiting for the date with separation,
like for the chill of the anxious forest.
And at this time, having closed the eyelids,
foliage is desperately trembling,
indomitable rivers of winds
deprive the words of voice.
The blessed freedom
stirs coals in the fireplace,
life queen of the bad weather
is waiting for us on the island of soul.
* * *
Осень – память без наград,
разноцветное веселье,
солнца разорённый сад,
тишины хмельное зелье.
Промысел дождей без слёз
сны судьбы в душе развесил.
Вечеров скупых обоз,
треск поленьев – красных песен.
Заговорщица листва
в хороводе прячет тучи,
жизни горькая халва,
вымысел, тревожный случай.
У порога в дом зимы
собрались людские страсти,
вечных перемен умы
отрекаются от власти.
Autumn – memory without awards,
colorful joyfulness,
ruined garden of the sun,
tipsy potion of silence.
Craft of rains without tears
hung dreams of fate in soul.
Baggage of stingy evenings,
crackling of logs – of red songs.
Conspirator of foliage
is hiding clouds in the dance,
bitter halvah of life,
a fiction, a troublous case.
At the threshold of winter house
human passions gathered,
minds of everlasting changes
are abdicating.
* * *
Заучено небо
на память дождями,
я в осени не был
с цветными дарами.
Мне чёрное поле,
где ночь колосится,
с любовью и болью
на родине снится.
Зализаны раны
безумных Офелий,
качаются страны
на птичьих качелях.
Не юг и не север,
жизнь – миг перелётный,
и слёзы, как клевер,
наш корм искромётный.
The sky is memorized
by heart by the rains,
I haven’t been to autumn
with colorful gifts.
I see a black field,
where the night spires,
with love and pain
at home in my dreams.
Wounds of mad
Ophelia are licked,
countries sway
on the birds’ swings.
Neither the south nor the north,
life is a migratory moment,
and tears, like a clover,
our passing feed.
Осенней веры гаснет день,
напрасны тишины старания,
в упор расстрелянная тень
дождями поздними и ранними.
А за окном небес моря,
просторные и синеокие,
и волн высокая заря
плывёт в края далёкие.
Ветров тугие паруса,
как тетива, как боль рассудка,
позёмкой стелется роса,
и небо дышит страстью жуткой.
Рассветным росчерком пера
подпишут приговор сомнениям,
и ночи чёрная гора
уйдёт в небытие творением.
Day of autumn faith is fading,
efforts of silence are in vain,
point-blank shot shadow
by late and early rains.
And seas outside the heaven,
spacious and blue-eyed,
and the high dawn of waves
floats into the distant lands.
Tight sails of winds,
like a bowstring, like a pain of mind,
dew is vining by the drifting snow,
and the sky breathes by creepy passion.
By the dawn stroke of the pen
sentence to doubts will be signed,
and the black mountain of night
will go into the oblivion by creation.
* * *
В тишине остроконечной
раньше нас ветра встают,
осень правды быстротечной –
наш готический приют.
Пепел предрассветной дали,
как зола в камине звёзд,
затаились сны, устали,
спит на травах иней звёзд.
Неразбуженные ели,
дымных вёсен хоровод,
поздних яблок акварели,
гончих дней голодный год.
Жаркой памяти охота,
лист затравленный лежит,
лета бабьего забота
локоном ветров дрожит.
In the spiky silence
winds wake up earlier us,
autumn of the fleeting truth -
our gothic shelter.
Ashes of the predawn distance,
like the cinder in the fireplace of stars,
dreams are hiding, so tired,
hoarfrost of stars is sleeping on the grass.
Unawakened spruces,
dance of smoky springs,
watercolors of late apples,
hungry year of rushing days.
Hunting of hot memory,
hunted leave is lying,
care of Indian summer
trembles by the curl of winds.
* * *
Неужели нам солнца мало
в диких зарослях туч и дождей?
Небо жизни с годами устало
быть наживкой не прожитых дней.
Люд листвы, на вокзалах ветров
давка шорохов и наваждений,
чемоданы украденных слов,
пересказанных стихотворений.
Кровь шиповника, куст тишины,
как застывшее счастье на плахе,
на просторах осенней вины
бродят снов ненасытные страхи.
Путь смятений, восторженный путь,
оживляющий веру прелюдий
в неизбежность, творящую суть
перемен, говорящих о чуде.
Do we really have a lack of the sun
in the wild bushes of clouds and rains?
The sky of life has been tired since time
To be a bait of unlived days.
Crowds of foliage, at the stations of winds
the crush of whispers and delusions,
suitcases of the stolen words,
of the retold verses.
Blood of the wild rose, bush of the silence,
like a frozen happiness on the scaffold,
on the vastness of autumn fault
greedy fears of dreams wander.
The way of confusions, inspiring way,
animating the faith of preludes
into the inevitability, creating a reason of
changes, talking about a miracle.
ДЕЖАВЮ В ПОЛНЫЙ РОСТ!
ОтветитьУдалитьОсень! Тихо, красиво и торжественно, словно в сказке. Карнавальное шествие листьев. И не хочется никуда уходить, не хочется перестать читать этот проникновенный цикл об осени, а хочется, чтобы остановилось время, и ты сидишь в восхищении посреди этой тишины.
Жёлтых листьев жаркий мёд
натрудила осень в сердце,
туч бессмертных ледоход,
неоконченное скерцо.
Удивительно музыкальные стихи, понятные слова, рифмы идеально подобранные, необычная легкость написания придают этому циклу певучесть и нежность. Автор не просто изображает осень, а наполняет её жизнью. Но, конечно, кроме описания этого времени года, в цикл заложен глубокий смысл, открывающий внутреннее настроение и чувства самого автора. На людей, которые тонко чувствуют окружающий мир, осень всегда навевает беспокойство и тревогу.
Автор пишет:
«Испуганно звёзды дрожат по ночам,
все в ужасе ждут декабря палача.
Неверных ждёт кара и холод разлуки.
Любимая, дай твои тёплые руки».
То ли это состояние осенней природы так впечатлило поэта, то ли грядущие перемены в обществе. Сердце охватывает грусть. «Нелюдимый закат», «флаги осени приспущены», «осень отравит ядом»... Автор преподнес описание осени, не используя ярких эпитетов и сравнений, не расцвечивая её яркими словами. Здесь — это состояние души и чувств, которые наполняют его внутренний мир.
Лирический цикл несет в себе достаточно глубокую смысловую нагрузку. Он настраивает читателя на определенный лад, подготавливает к восприятию более важной и значимой информации.
Автор живет в ритме своей страны, в которой наступила осень не по времени года, а по ощущениям, когда старое неизбежно умирает, а новому ещё не суждено появиться на свет. Поэтому фразы «может быть, всё это никому и не надо» и «одиноко и жутко» можно трактовать, как предчувствие беды, которая неотвратима, как и смена года.
Образ осени второстепенен. Но с точки зрения символизма цикл безупречен. В нём сказано более чем достаточно для тех, кто привык искать в обычных словах потаённый смысл. Здесь и грусть, связанная со сменой времен, и тайная надежда, что предчувствия окажутся обманчивыми, и попытка остановить мгновения беззаботной жизни. Но, увы, пророчества великих поэтов, к которым, без сомнения, относится Александр Коротко, имеют обыкновение в точности сбываться. Сам автор вместе с осенью оплакивает не только собственную жизнь, но и судьбу всей страны, в которой грядут большие перемены.
Бесподобно всё. Каждое стихотворение — особенное. У каждого свой вкус, оттенок, жизнь, за каждым — своя история, своя трагедия.
Хочется много об этом говорить. Хочется перебрать каждое стихотворение до подробностей, разложить по полочкам, проанализировать, и понимать, понимать, понимать. А лучше чувствовать, потому что все они, как волна, сначала тихо поднимают, а потом накрывают, и ты тонешь, и не понимаешь, что тонешь, и это такая глубокая бездна, из которой невозможно вырваться.
Каждое стихотворение оставило свой след.