Загорелое лето

Стихотворения летнего цикла проиллюстрированы 

работами американского художника импрессиониста 

Фредерика Чайлда Хассама

 

* * * 

Солнце от радости не сбежит.  
Солнце бесстрастно, лениво и праздно.  
Солнце свободой своей дорожит
и музыкальной огненной фразой.
Солнце – оркестр струнных лучей  
над муравьиной жизнью отважной.  
Солнце у неба сидит на плече  
птицей вальяжной.

 

* * *

Мы жили в окружении друг друга,
носили ночи под глазами,
вдоль побережья замкнутого круга
катились волны белыми дарами.

Окном, горящим в сумраке рассудка,
луна казалась на просторах лета,
жизнь проплывала вдохновенной шуткой
по озеру блаженного рассвета.

ЯБЛОЧКО

Семейные дела,
слова вприсядку,
и шьёт дождей игла
воспоминаний грядку,
где ожиданий ряд
и перебор с друзьями,
а люди говорят –
пора бежать дворами,
прикуривать от звёзд
на летнем взморье
и знать, что сон-матрос

заснул в ночном дозоре,
в бушлате вздорном ветра,
в тельняшке волн и пены,
а моря километры
заката рушат стены,
и крепостное право,
что временем зовётся,
под белым флагом славы
на милость дня сдаётся.

* * *

Так далеко до возвращенья
в сугробы нежных облаков,
до ожидания прощенья
увядших каменных веков.

Какая тихая забота
всё вспомнить и забыть к добру.
Сегодня вторник, нет, суббота,
я дней не признаю игру.

Я перешёл границу света
отчаянно, так говорят,
была весна, настало лето,
и шаг уже до сентября.

Нетерпеливый иней падал,
никто не собирал росу,
и где-то за углом фасада
я встретил грустную осу.

Мы разминулись, было поздно,
укусы звёзд терзали ночь,
всё было хрупко, несерьёзно,
и сны пытались мне помочь.

 

 
* * *

На приисках солнца
старатели моют
золото лет,
а вечность смеётся,
и ангелы кроют
лучами соломы
крышу над домом,
где нас уже нет.

* * *

Поле  ночное  в  яблоках  света, страшно  ступить

Радость зовёт голосом ветра, лунной свечою, пламя
небес  чёрным-пречёрным  шёлком  дрожит, алчное
время, в небытие  звёзды  уходят, давка, толпятся.
Неужто так вечность прощается с нами в последние
дни уходящего лета и отправляется в путь за мечтой.

* * *

Прогретые солнцем камни воспоминаний остывают.
Лето, похожее на тень солнечных часов, напоминает
счастливое время. Где оно? Неужели спряталось в
спичечном коробке ночи? Открой его, и дни, словно
брёвна, что сплавляют по реке, унесут тебя в прошлое,
к родным берегам, и отсыревшие спички будут ждать
своего часа и согреют сердце красным теплом.

Жизнь существует, пока есть тайна

Стихи и 
проза 
о войне 
и мире

Poetry and prose 
about war 
and peace


Перевод 
Наталии Огиенко
Translated by  
Nataliya Ogienko  


* * *

С кровавого порога
и дальше – по судьбе
раскаянья дорога
уже зовёт к себе.

Путь не простой, не яркий
без сцены и без клятв,
не раздают подарки,
софиты не горят.

Шумихи нет и славы,
восторгов гаснет свет,
ни левых нет ни правых,
ни яростных побед.

Лишь снов слепых усталость
на пепелище грёз,
да в жизни скудной малость
осиротевших слёз.

From bloody threshold
and further – along the fate
road of repentance
is calling to itself.

Not simple, not bright way
without stage and without swears,
gifts aren’t being given,
soffits aren’t burning.

No noise and no glory,
light of delight is going out,
neither left nor right,
no violent victories.

Only tiredness of blind sleeps
on the ashes of daydreams,
in miserable life is a smallness
of the orphaned tears.

ЖИЗНЬ СУЩЕСТВУЕТ, ПОКА ЕСТЬ ТАЙНА 

Сегодня потеряли лицо все: и те, кто воюет,и те, кто не воюет, и те, кто плохо воюет, и те, кого назначили, и те, кого выбирают, и те, кто выбирает.

Победы, конечно, есть, но все они на идеологическом фронте. Информационные войны напоминают мне канализацию, которую прорвало, и все словоблудие плывет в море людского горя. В советские времена все было иначе, если это случалось, то все ждали холеру, пляжи закрывались, всех инфицированных лечили. Сегодня никто никого не лечит. В Одессе есть гора «Чумка» как напоминание о чуме, унесшей много человеческих жизней. Гора есть, а выводов нет.

В чем же мы все-таки сильны? Безусловно, в оценке ситуации, в принятии мер. Но вот беда, оценки есть, и меры приняты, а результатов как не было, так и нет. Сколько это будет продолжаться? Да сколько угодно, если лететь в пропасть без дна. Полет – это всегда полет, в нем столько свободы, что не остается времени для уныния. Всегда есть повод порадоваться и солнцу, и новому дню, и нашей доле, пускай непростой и непредсказуемой. А как без этого?

Жизнь существует, пока есть тайна. Жизнь без тайны – это не жизнь, а прозябание. Разве есть на свете пытки страшнее монотонности и однообразия? Не бывает подъема без спуска. Чтобы подняться над собой, над своими слабостями, надо упасть, что мы сейчас и делаем успешно.

После падения всегда будет подъем, непременно будет, и это должны понять не только мы, но и те, кто так беспокоится о нашей судьбе. И все будет хорошо, иначе и быть не может.


LIFE EXISTS UNTIL THERE IS A MYSTERY

Everybody lost a face today: those who fight and those who don’t fight, and those who fight badly, and those who are appointed, and those who are elected and those who elect.

Certainly there are some victories, but all of them are on the ideological front. Information wars remind me a sewer that burst, and all the verbiage is floating into the sea of human misery. In Soviet times all was different, if that happened, then all were waiting for cholera, the beaches were closed, all infected were treated. Today no one is treated. In Odessa, there is a mountain «Chumka» as a reminder of the plague that claimed many lives. The mountain is, but no conclusions.

What are our strong sides then? Of course, in assessing the situation, in taking measures. But what a trouble, there is evaluation and the measures are taken, but we didn’t and don’t have any results. How long will it continue? Yes, for a long time, if to fly into the abyss without a bottom. Flight - it is always a flight, so much freedom in it, so there is no time for depression. There is always a reason to rejoice at the sun and a new day, and at our destiny, even so difficult and unpredictable. And how to be without it? 

Life exists, until there is a mystery. Life without a mystery – it’s not life, but only vegetation. Are there any more terrible tortures than monotony and uniformity in the world? There is no recovery without descent. In order to rise above yourself, above your weaknesses, it’s necessary to fall, it’s exactly what we are doing so well now. 

After the fall there will always be a rise, certainly will, and it must be understood not only by us, but also by those who are so concerned about our fate. And everything will be fine, it can’t be differently.

* * *

Пообносились ценности Европы. Пообносились.
Осенней правды надела ты наряд, и не по росту,
и не кстати в последний день весенний тишины.
Ты руки протяни к себе, они дрожат, ты испугалась,
тебе страшно, и ты забилась в дальний угол, и слёзы
жизни дождями покатились по сытому лицу твоих
сограждан обрусевших. На родину земли приходит
варварское время, заходит в дом без стука, без
приглашения за стол садится и диктует твои слова
другим народам, такие же смешные, как неуклюжие
призывы последних лет.

European values worn out. Worn out.
You put a dress of the autumn truth on, and not in order
of size, and not on the occasion on the last day of spring
silence. Put out your hands to yourself, they are trembling,
you’ve got a fright, you are scared, you’ve hidden in the
distant corner, and tears of life have rolled down the full
face of your Russified fellow citizens. Barbaric time comes
to the Motherland of Earth, comes into the house without
knocking, sits down at the table without invitation and
dictates your words to another nations, so funny as the
awkward calls of last years.

* * *

Давайте спишем всё на жизнь,
на сон и преданность забвенью,
служивые слова во лжи
полны призывами к терпенью.

А дальше – крик войны и боль,
неотвратимые, как солнце,
земной последней правды соль
растаяла в ночном колодце.

Звёзд ненасытных конфетти –
гримаса траурного счастья,
лети, душа страны, лети
с надеждой, у любви во власти.

Звучат аккорды седины,
рассвета клавиши все в белом,
и дождь, как призрак тишины,
проходит по судьбе несмело.

Let's write off everything due to life,
due to sleep and dedication to oblivion,
service words all in lie
are full of calls for patience.

And then the cry of war and pain,
inevitable, as the sun,
salt of final earthly truth
melted in the night well.

Confetti of the insatiable stars –
grimace of the mourning happiness,
Fly, the soul of the country, fly
hopefully, at the mercy of love.

Chords of grayness sound,
keys of the dawn are all in white,
and rain, as the ghost of silence,
passes timidly the fate.

ПЯТОЕ ВРЕМЯ ГОДА

Простому человеку с дневными кошмарами и ночью нет покоя. Фрейд бы порадовался за нас. Всё подтвердилось. Но причём здесь Фрейд, когда нет ни радости ни отдохновения. Хочется всех и себя успокоить. Нет и не будет. Просто пришла другая реальность – пятое время года, когда не листья опадают, а слова вянут, засыхают и оживают лишь в гербарии памяти надгробными эпитафиями.

Так бывает, когда пресыщение от прожитой жизни не даёт покоя, а страхи за будущее пускают глубокие корни в наше сознание и прорастают шеренгами настоящих воинов, а не оловянными солдатиками, и танки как-то сами по себе оживают и движутся на нас, а мы от них отбиваемся, как от назойливых мух, и гоним их подальше от себя, и они появляются на другой территории.

Так начинается война, но вряд ли долгая и затяжная. Человек, если не наполнен духовными смыслами и образами, очень быстро устаёт не только от войны, но и от самого себя.

Цель никогда не оправдывает средства. Цель, если она настоящая, а не мнимая, очень далеко и очень высоко, а средства всегда рядом. Надо не цели менять, а отказываться от средств. И наступит долгожданный мир.

THE FIFTH SEASON

Simple person with daytime nightmares even at night has no rest. Freud would be happy for us. Everything is confirmed. But how is it connected with Freud, if there is no joy or recumbence. I want to reassure everyone and myself. There isn’t and there will never be. Just another reality has come – the fifth time of year when not the leaves fall down, but the words fade, dry up and come to life only in the herbarium of memory with gravestone epitaphs.

It happens when a satiety of the lived life keeps on the alert, and fears for the future deep roots into our minds and grow in rows of real warriors, but not tin soldiers, and tanks themselves somehow come to life and move on us, and we struggle them, as annoying flies, and beat them off away from ourselves, and they appear on another site. 

The war begins in such a way, but hardly long and protracted. A man, if he isn’t filled with spiritual meanings and images, very quickly gets tired, not only of the war, but also of himself.

Purpose never justifies the means. Purpose, if it is real and not imaginary, is very far and very high, and the facilities are always close by. We shouldn’t change goals, but to refuse funds. And a long-awaited peace will come.

* * *

Отрезвление ненавистью, бессмысленным хаосом, ночными
кошмарами, вползающими змеёй в рассудок, не готовый не
только к смерти, но и к жизни. Неужто распахнуты ворота ада
и вход бесплатный – давно, сейчас, уже. И некому сказать –
не помогайте нам. Ведь помощь всё равно не придёт. У вас
ещё хуже. У вас вместо глаз зияют бесстрастные поля и пустыни
равнодушия, убийственной трусости, страха не за свои народы,
а за себя. Никто ни к чему не готов. Разве это не начало
возрождения, переселения в другую жизнь? Не бойтесь, она
уже рядом, и она, в отличие от тех, кто сегодня ничего не
решает, придёт на помощь и спасёт – если не нас, то наших
детей, внуков и правнуков.


Sobering by hate, by aimless chaos, by nightmares, crawling
into the mind like a snake, unprepared not only to death, but also
to life. Are the gates to hell really wide-opened and the entrance
is free – long ago, now, already. And there is no one to say –
don’t help us. Because help won’t come in any case. At your place
even worse. Instead of eyes you have staring impassive fields
and deserts of indifference, murderous cowardice, fear not for
your nations, but for yourselves. Nobody is ready for anything.
Isn’t it the beginning of regeneration, migration to another life?
Don’t have fear, it’s nearby, and it, unlike those who solve
nothing now, will come to the aid and rescue – if not us, then
our children, grandchildren and great-grandchildren.

Хочется верить...

Стихи в одну строфу 
Single strophe poetry
 
Перевод Наталии Огиенко
Translated by Nataliya Ogienko                                          

* * *
Всё сместилось

от центра к окраине,

где интимнее глушь,

где душа первозданнее,

где всё держится на ожидании,

где размеренно всё,

где всегда с опозданием

неизвестно откуда

приходит признание.

Everything has shifted

From the center to the outskirts,

Where the wilderness is more intimate,

Where the soul is more primordial,

Where all is kept on expectation,

Where all is hasteless,

Where always late

From nowhere

The recognition comes.

 
* * *
Пальцы – клавиши, пальцы – рассудок,
пальцы – боль, что звучит отовсюду.
Пальцы – гетто немого восторга,
пальцы белого, чёрного цвета,
пальцы – солнечная дорога,
пальцы – музыки вечной тревога.

Fingers are piano keys, fingers are a sense,
fingers are a pain that sounds everywhere.
Fingers are Ghetto of the mute delight,
fingers are of white and black colors,
fingers are a sunny road,
fingers are an anxiety of eternal music. 

* * * 

А тишина как тишина,
молчит, забылась, ждёт призыва,
она, как сгорбленная ива,
что наклонилась над водой
в своём задумчивом величьи,
и голоса по-детски птичьи
с непостижимой простотой
её терзают – что с тобой?

Silence like a silence, 

silent, forgotten, waiting for the call, 

it is, like a bent willow, 

that leaned over the water 

in its thoughtful greatness, 

and voices, like childish birds 

with incredible simplicity

rankle it – what's wrong with you?

* * *
По отголоскам, по твоим губам,
по айсбергам непрожитого счастья
я возвращаю память нашим снам,
часам песочным на вершине страсти.

By echoes, on your lips,
by icebergs of unlived happiness
I return the memory to our dreams,
to a sandglass on the top of passion.

* * *
Хочется верить, что жизнь удалась
в мире иллюзий, надежды и страха.
Хочется верить.
 
I want to believe that life is successful,
in the world of illusions, hope and fear.
I’d like to believe.

 

* * *
Один твердит, что это всё враньё,
другой твердит, что это очень странно,
но я-то сам видал, как утром ранним
глаза росы клевало вороньё.

One insists, that all this is a lie,
other insists, that this is very strange,
but I've seen myself, like early morning
the crows pecked eyes of the dew.

* * *
Песочные часы голосов,
осыпается время,
смотрит косо
стрелка солнечных часов,
тишине укоризненно внемля.

Sand clock of voices,
time is falling,
hand of the sun clock
is looking asquint,
accusingly listening to the silence.

* * *
Таилось, снилось, вечерело,
неузнаваемо жилось,
стремилось быть и тихо пело,
и неожиданно сошлось
всё воедино: в каждом жесте,
в необратимости открытий,
в той жизни, где мы были вместе,
одним несбывшимся событьем.

It lurked, dreamt, grew dark,
unrecognizably lived,
it sought to be and softly sang,
and suddenly converged
all together: in every gesture,
in the irreversibility of discoveries,
in that life, where we were together,
in one unrealized event.

 

 

* * *
Ближе к осени зрячая память
обжигает признаньем своим,
ближе к осени жизнь, как шарманка,
монотонно играет мелодию дней,
ближе к осени шепчутся тени
за спиною твоей и моей.
Ближе к осени. Ближе и ближе...

Closer to autumn sighted memory
burns with its recognition,
closer to autumn life, like a hurdy-gurdy,
monotonically plays the melody of days,
closer to autumn shadows whisper
behind the back of yours and mine.
Closer to autumn. Closer and closer...

Какая хрупкая пора…

весенние стихи

Перевод Наталии Огиенко         

Translated by Nataliya Ogienko

* * *

История любви простая,
на пустыре зимы весна,
снега устанут и растают,
пока стоишь ты у окна.

Заботливое время гложат
сомнения, но избран путь
к теплу, где жизнь, похоже,
не даст цветению уснуть.


A simple story of love,
winter at the wasteland of spring,
snow will be tired and melt,
till you are standing at the window.

Caring time is eaten by
doubts, but the path is chosen
to the warmth, where the life, it seems,
will not let the blossom sleep.

* * *

Согласья нет на рубеже
весенне-зимних светотеней,
не март, а сердце в кураже
горит неистовым смятеньем.

Зима, как Троя, час пришёл,
любовь, воспетая Гомером,
восходит солнцем, неба шёлк
прощается с рассветом серым.


There is no agreement on the boundary
of spring and winter shadow lights,
not March, but the heart in the boldness
is burning with the violent confusion.

Winter, like the Troy, the time has come,
love, which was sung by Homer,
is rising like the sun, the silk of the sky
farewell with the gray sunrise.

* * *

Оттенки солнечного света,
воображения игра,
снегов растаяла планета,
гуляет птичья детвора.
Ты видишь, небо смотрит ясно
на быстротечность наших лет,
и будоражит сердце страстно
разноголосицы портрет.
Качнулся маятник ветров
под золотыми куполами,
мы ждём любви, её даров,
не зная, что же будет с нами.

Shades of the sunlight,
game of imagination,
planet of snows has melted,
birds’ kids are playing.
You see, the sky looks clear
at the fleetingness of our time,
and portrait of dissonance
is touching patiently the heart.
The pendulum of winds has swung
under the golden domes,
we are waiting for love, for its gifts,
not knowing what will happen to us.

 

* * *

Какая хрупкая пора
не ожидания, а встречи,
и неба молодость с утра
летит весеннею предтечей,

ознобом зыбких голосов,
дрожанием в стекле заката,
графической судьбой лесов,
зелёной памятью объятых.

В колчане солнца спят лучи,
пастушьей правде нет предела,
по наковальне дней стучит
наивный дятел то и дело.

Есть в пробуждении строка,
тропинкой яростною вьётся.
Не дрогнет вечности рука,
всё на круги своя вернётся.


What a fragile time of
not expectation, but meeting,
and youth of the sky since morning
is flying as a spring forerunner,

by the chills of unsteady voices,
by shaking in the glass of sunset,
by the graphic fate of forests,
by the green memory of embraces.

Rays sleep in the quiver of the sun,
there is no limit to the shepherd’s truth,
the innocent woodpecker at the time
is knocking on the anvil of the days.

There is a line in the awaking,
waving like a furious footpath.
The hand of eternity will not shake,
everything will come back.

* * *

От весны, натруженной снегами,
робкими подснежниками зим,
шумными базарами-ветрами,
разогнавшими сомнений дым, –
в тишину задумчивого гула,
в небеса, пришедшие на ум,
в синеву весеннего разгула,
в заросли цветенья светлых дум.

From spring, overworked by snows,
by the shy snowdrops of winters,
by the noisy markets-winds,
overclocked smoke of doubts,-
into the silence of thoughtful boom,
into the heaven, crossed the mind,
into the blueness of spring carouse,
into the blossom bushes of light thoughts.

* * *

Ночь, озарённая теплом,
бросает звёздные монеты,
а в майском небе, за углом,
куражится цветное лето.

Избранница твоих зрачков,
испуганных прикосновеньем
деревьев – к зелени веков,
миров – к застывшим откровеньям,

цветёт молчанием садов,
покорной прихотью мгновений,
и майский жук, как нота «до»,
жужжит, дрожа от нетерпенья.

Канкан берёзовых лесов,
уносит в небо ветер кроны,
и пенье птичьих голосов
срывает звёздные погоны,

и льётся звёздный водопад,
и меркнет в тайном отраженьи,
и ночи тихая вода
стоит, как крепость, в окруженьи

благоуханий, терпких снов,
наивных головокружений,
распахнуто любви окно
души невидимым движеньем.


Night, illuminated by the warmth,
is throwing stellar coins,
and in the May sky, around the corner,
multicolored summer is swaggering.

Fiancée of your pupils,
frightened by the touch of
trees - to the greenery of centuries,
the worlds – to the frozen revelations,

blooming by the silence of gardens,
by the humble whimsy of moments,
and a Maybug as a note "do" ,
is buzzing, trembling with impatience.

Cancan of the birch forests
blows the wind of the crown into the sky,
and the singing of the bird's voices
takes off the starry shoulder straps,

and the starry waterfall is pouring
and fades away in the mystic reflection,
and the quiet water of the night
stands like a fortress, surrounded by

fragrances, astringent dreams,
unsophisticated dizziness,
the window of love is wide open
by the invisible movements of soul.

* * *

Пожаром гласных голосило время,
на чёрном красное горело в сотах звёзд,
бежали лошади ветров, и в стремя
вонзались стопы диких грёз.

Над возрожденьем вечная усмешка
эпохи Моны Лизы – вдовий рай,
и жизнь как жизнь, так, скучная пробежка,
полупустой поэзии трамвай.

На степь похоже небо в час забвенья,
ковыль дождей колышет сон-траву,
и годы к дням приставили терпенье
не в памяти твоей, а наяву.

Рождается отождествленье сада
с наливом белых яблок на руках,
нам не уйти – цветения засада,
в плену у облаков томится крыльев взмах.


Time was keening by the fire of vowels,
red was burning on black in honeycombs of stars,
horses of winds were running, and feet of
wild dreams were sinking into the stirrup.

Over revival there is an eternal grin
of Mona Lisa’s time – widow’s paradise,
and life as life, such a boring running,
a half-empty tram of poetry.

At the time of oblivion the sky looks like a steppe,
mat grass of rains is swaying a wind-flower,
and the years put patience to the days
not in your memory, but in reality.

Identity of the garden is burning
with juiciness of white apples in the hands,
we can’t go away – the ambush of blossom,
wing-stroke is yearning in the captivity of clouds.