С отчаянною болью Ты любил

К  200-летию  Михаила  Лермонтова 

By the 200th anniversary of Mikhail Lermontov

Перевод Наталии Огиенко

Translated by Nataliya Ogienko

* * *

Так неуютно на земле – сказал не Ты,

сказала муза первого поэта,

и Ты на смерть его принёс не хрупкие цветы,

а слова боль отравленному немощному свету.

С его живой душой Твоя душа роднится,

что жизнь – всего четыре года путь,

вы встретитесь в краях неведомой столицы,

где так легко дышать, где сердцу не уснуть.

На жизнь не свысока, а с высоты разлуки,

где время спит на ангельских плечах

не бабочкой, а вдохновеньем, стиснув руки,

ты смотришь взглядом звёздного луча.

Так вышло, Ты забыл слова и строки на земле,

теперь уж не Тебе, а нам они покоя не дают,

там, где остались мы, заходит солнце, прячется во мгле,

и вечера в немой тоске о гении Твоём поют.

It’s so unhomely on earth – it’s told but not by you,

the muse of the first poet said,

and you brought for his death not fragile flowers,

but the pain of word for poisoned weak light.

Your soul will intermarry with his living soul,

what is this life – only the four years way,

you will meet at the place of the unknown capital,

where it’s so easy to breathe, where the heart can’t sleep.

At life not haughtily, but from the height of separation,

where the time is sleeping on the shoulders of angels

not like a butterfly, but like the inspiration, clenching hands,

you are looking with a glance of the stellar ray.

It happened so, you forgot the words and lines on earth,

and now not for you, but for us they don’t let rest,

the sun tells goodbye, leaving, hiding in the mist,

and evenings in the silent anguish sing of Your genius.

МЦЫРИ

Дар одиночества и дар любви – сословия, подвластные не слову, а голосу души, когда б не третий дар, мы б не узнали, как Лермонтов страдал –  «а душу можно ль рассказать…» 

И всё-таки Лермонтов пытается разговорить душу, понимая, что слов для этого недостаточно. Нужен другой язык как средство выражения своей неуёмной боли, и он находит его – это голос поэта. Сквозь века этот голос пробивается к нам эхом отчаяния, и слова уходят, отлетают, как «грозой оторванный листок». Поэт, как и осенний лист, часть безымянной природы, залетевший волей судьбы на Кавказ.

Лермонтов обходит стороной свою жизнь, он иносказателен. В поэме больше музыки, чем слов, в каждой строке звучит орган его души. Мелодии не веселят, не греют душу, но они созвучны нашей эпохе, они рассказывают о нас, и мы не только слышим, но и видим иные горизонты, и небеса становятся выше и ближе, и жизнь с её сладким привкусом исчезает, и на губах появляется горечь от миндаля в земных неангельских краях.

MTSYRI

The gift of loneliness and the gift of love – social classes, subservient not to the word, but to the voice of soul, if not the third gift, we wouldn’t have learned how Lermontov suffered - "can’t a soul be told ..."

Nevertheless Lermontov is trying to make a soul talk, understanding, that words are not sufficient. A different language is necessary as a mean of expressing his irrepressible pain, and he finds it – it’s the voice of the poet. This voice makes its way to us through the centuries like the echo of despair, and the words go away, fly away, like "a leaf cut off by the storm". The poet is like an autumn leaf, a part of the nameless nature, flown by the will of fate to the Caucasus.

Lermontov gets his life around, he is allegorical. In the poem there is more music than words, music organ of his soul sounds in each line. Melodies don’t  amuse, don’t warm a soul, but they are in tune with our epoch, they tell about us, and we not only hear, but also see other horizons, and the heaven is getting higher and closer, and the life with its sweet taste disappears, and the bitterness of almond appears on the lips at the earthly not angelic areas.

  

* * *

Уставший странник вечных дней,

шестнадцать долгих нежных лет

Ты жил в плену любви, мечтал о ней,

и солнце проливало дождь из золотых монет.

На землю падали скупые вечера, и ночь скрывала их

под тяжестью тревожных облаков, обломков снов,

рассвет отшельник выводил неровный нервный стих

и тут же исчезал в прибрежных водах слов.

В непрошеных людских задумчивых краях,

где полнолунье голосом степей поёт

и на подошвах будней жаждет славы алчный прах,

Твоя судьба из родника страстей живую влагу пьёт.

И словно гривы лошадей, ковыль под гнётом ветра мчится

в неведомую даль, к вершинам гор, хрустальной тишине,

где так привольно жизнь безоблачная длится

и свет любви горит в негаснущем огне.

A tired wanderer of the eternal days,

sixteen long years of tender

You have lived in the captivity of love, dreaming of it,

and the sun was raining by the golden coins.

Stingy evening fell to the ground and night hid them

under the gravity of anxious clouds, shivers of dreams,

Dawn hermit pronounced uneven nervous verse

and at once disappeared in the coastal waters of words.

In the uninvited human thoughtful lands,

where the full moon sings with the voice of steppes

and on the soles of routine greedy dust craves for glory,  

Your destiny drinks a living water from the spring of passions.

And  like the horses’ manes, a mat grass rushes under the yoke of the wind  

into the unfamiliar distance, to the tops of mountains, to the crystal silence,

where so freely the cloudless  life is  lasting

and the light of love is flaming in the unfading fire.

 

ПРОЗА ПОЭТА

Это та же поэзия, только растянутая во времени. Если поэзия порою похожа на взрыв, бурю, ураганный ветер, гром и молнию, то обычно проза дышит морем, то спокойным, то бушующим. Но проза поэта – океан, могучий и непредсказуемый, таинственный и грозный.

Наполненные приметами времени события движутся с неимоверной скоростью. Проза поэта не облако, не туча, не безоблачное небо, не стог сена в поле молчания, – это взбесившаяся шаровая молния с неподвластной неторопливому прозаику огненной энергией, сжигающей всё на своём пути.

Лермонтов в своих произведениях, будто на шахматной доске жизни, вопреки всем правилам игры ходит не пешкой, а сразу королём, главным героем. Он его не защищает, не бережёт, а как убережёшь, если, ещё не успев взяться за перо, поэт пытается перенести на бумагу свои тревоги и страдания, при этом стремится как можно быстрее закончить дело. Так его приучила поэзия.

THE POET’S PROSE

This is the same as poetry, but only stretched in time. If the poetry is sometimes similar to the explosion, to the storm, to the strong wind, the thunder and lightning, then the prose usually breathes the sea, sometimes calm, sometimes raging. But the poet's prose is the ocean, powerful and unpredictable, mysterious and menacing. 

Events filled with the omens of time are moving with the incredible speed. The poet’s prose isn’t a cloud, not an eddy, not a cloudless sky, not a haystack in the field of silence, - it’s a infuriated fireball with the fiery energy timeless for the unhurried prose writer, burning everything in its path. 

Lermontov in his works, as if on a chessboard of life, against all the rules of the game, goes not by a pawn but by a king at once, by the main character. He doesn’t protect it, doesn’t save, and how to save it, if, even without taking up a pen, the poet is trying to move on the paper his anxiety and suffering, at the same time trying to finish the job as soon as possible. The poetry developed such a habit in him.

    

ТАМАРА И ДЕМОН

Пушкин и Лермонтов никогда не пересекались на земле. Но в небе, в той светящейся бесконечности, их души не только живут рядом, не только смотрят друг на друга, но и… О чём они говорят – знает только…

Трудно писать о «Демоне», не обращаясь к «Евгению Онегину». В Тамаре с её безумной страстью и желанием любить так, как до неё никто не любил, угадывается Татьяна с её цельной и непокорённой душой.

Тамара – первая и последняя несбывшаяся любовь поэта, мечта, тот идеал женщины, который так и не воплотился в реальной жизни, и эта боль и породила демона в его душе.

Лермонтовский Демон, или демон Лермонтова, – его второе «я», дух, который он отделил от своего духа, дал ему вторую жизнь и посадил в клетку поэмы, надеясь, что это избавит его от страстей, разрывающих сердце и душу.

Тамара – душа Лермонтова. Он смог её уберечь, отправить на небо, а любовь к ней сделала его ангелом, и он защитил её от своего демона, а сам остался, чтобы завершить дела земные и через два года вернуться к ней навсегда.

TAMARA AND DEMON

Pushkin and Lermontov never met on the earth. But in the sky, in that luminous infinity, their souls not only live side by side, not only look at each other, but ... What they talk about – it is known only...

It's hard to write about "Demon" without resorting to "Eugene Onegin." In Tamara with her ​​insane passion and her desire to love, as no one loved before her, there is a sign of Tatiana with her ​​entire and unconquered soul.

Tamara - the first and the last unfulfilled love of the poet, a dream, an ideal of a woman, which hadn’t come true in the real life, and this pain gave birth to a demon in his soul.

Lermontov's Demon, or Demon of Lermontov, - his second "I", the spirit, which he  separated from his spirit, gave him the second life and put him in the cage of the poem, hoping that it will save him from the passions, ripping his heart and soul.

Tamara – Lermontov’s soul. He was able to save her, to send her to the sky, and love to her made ​​him an angel, and he defended her from his demon, but he remained to complete his deals of the earth, and after two years to return to her forever.

 

* * *

С отчаянною болью Ты любил

возвышенно, самозабвенно,

Ты ангелам и демонам служил,

и кровь неистово текла по венам.

От злобных слухов, сплетен, лжи,

оберегал своё Ты сердце,

в чужую, суетную жизнь

Ты приходил душой согреться.

На равнодушия алтарь

Ты положил свои страданья,

и колокол судьбы, звонарь,

будил любви воспоминанья.

В походе на вершину лет

под небом снежного Кавказа

сочился, таял беглый свет

и крылья обретали фразы,

освободившись от оков,

и вили гнёзда в синем море,

в тени косматых облаков,

на радость всем, Тебе на горе.

You loved with a desperate pain

sublimely, selflessly,

You served both angels and demons,

and blood’s furiously flowing through the veins.

From malicious rumors, gossip, lies,

You protected your heart,

into another, rushing life

You came to warm your soul.

On the altar of indifference

You put her suffering,

and the bell of fate, the bell ringer,

awakened the memories of love.

During the trip to the top of years

under the sky of the snowy Caucasus

quick light dribbled, melted

and phrases were taking wings,

getting rid of the shackles,

and making nests in the blue sea,

in the shadow of shaggy clouds,

for everyone’s joy, for your sorrow.

ДЕМОН

Читая и перечитывая «Демона», ловишь себя на мысли, что не в состоянии человек, живя на земле, до конца понять, осознать, объять замысел поэта.

Каким неземным дыханием надо обладать, чтобы не только написать, но и прочитать монологи Демона. Что-то здесь не так, не хочется сравнивать Пушкинского «Евгения Онегина», Гётевского «Фауста» и «Гиперион» Гёльдерлина, хотя все они принадлежали одному времени. И всё-таки по чистоте духовной гораздо ближе Лермонтову Гёльдерлин.

Что же отличает «Демона» от перечисленных произведений? У Пушкина – всё о земном, у Гёте и Гёльдерлина – много о земном и немного о возвышенном, у Лермонтова – почти всё о возвышенном, о духовном, и совсем немного о земном. Удивляет и потрясает краткость изложения. Поэма представляется мне даже не исповедью, а молитвой, где есть не только раскаяние и даже просьбы к Всевышнему, но и отчаянная попытка изменить свою будущую жизнь.

DEMON

Reading and rereading “Demon", you catch yourself thinking that it’s not possible for a person living on the earth, to understand fully, to realize, to cover the idea of the poet.

What kind of heavenly breath it’s necessary to possess in order not only to write, but also to read Demon’s monologues. Something is wrong here, I don’t want to compare Pushkin's "Eugene Onegin," Goethe's "Faust" and "Hyperion" of Hölderlin, although all of them belong to the same time. But as for the spiritual purity, Hölderlin is much closer to Lermontov.

Well, what distinguishes "Demon" from the listed works? Pushkin – all about earthly things, Goethe and Hölderlin – a lot about the earthly things and a bit of the sublime, Lermontov - almost everything about the sublime, about the spiritual, and just a little bit about the earthly. All this surprises and shocks with its brevity. The poem seems to me not even a confession, but a prayer, where there is not only a remorse and even requests to God, but also a desperate attempt to change his future life.

  

БЭЛА

Что это – продолжение «Демона» или его иное прочтение в тех потаённых закоулках души, куда не проникает свет, где солнце с чадрой на лице обрекает сердце на равноправное одиночество со своей судьбой.

Что случилось бы с Тамарой, возлюбленной ангела Лермонтова, если бы Демон овладел сердцем и душой Бэлы, и, как ангел Лермонтова, вновь бы превратился в демона Лермонтова?

Так откровенно, безжалостно и жестоко говорить, так предвидеть то, что могло произойти и никогда уже не произойдёт, мог только гений с недюжинными задатками пророчества.

Лермонтов – это Печорин, но весь ли, до конца ли Печорин? Думаю, нет, и в этом неподражаемая сила его поэтического дара, тот случай, когда художественная правда сильнее правды собственного бытия.

BELA

What is this - the continuation of "Demon" or just its different viewing in those undercover nooks of soul, where the light doesn’t penetrate, where the sun with a veil on its face dooms the heart to the equal loneliness with its fate.

What would happen to Tamara, beloved of Lermontov’s angel, if demon possessed Bela’s heart and soul, and how the angel of Lermontov again would turn into the Lermontov’s demon?

Only a genius with remarkable abilities of prophecy could speak so frankly, mercilessly and cruelly, could predict what might have happened and will never happen.

Lermontov – it’s Pechorin, but is it completely true, is he Pechorin to the end? I think, no, and the inimitable power of his poetic gift is exactly in it, such a case, when the artistic truth is stronger than the truth of his own being.

* * *

Что можно выпросить у гения –

тревогу с трепетной тоской?

Ты ждёшь любви и вдохновения

и просишь буре дать покой.

А на земле Твоим сомнениям

судьба несёт благую месть:

Твоя дуэль – души спасение,

толпой непонятая весть.

Такая долгая дорога –

вёрст двадцать семь и столько ж лет,

немало это и немного,

был – этот, а теперь – тот свет.

Он молчаливей и добрее,

чуть ближе к солнцу, синеве,

он необъятен в апогее

и отражается в Неве.

What can be asked from the genius -

anxiety with a tremulous anguish.

You wait for love and inspiration

and ask to give rest to the storm.

And on the earth destiny brings

good news to your doubts:

Your duel – a salvation for the soul,

a message misunderstood by the crowd .

Such a long way to go -

twenty seven miles and so many years,

it’s not a lot and not a little,

it was - this, and now - that world.

He is more silent and kinder,

a little bit closer to the sun, to the blue sky,

it is immense at the apogee

and is reflected in Neva.

  

ТАМАНЬ

«Тамань» – крепость, цитадель Лермонтова, стоящая особняком от всего написанного до и после этого. Ничего личного, ничего автобиографического. Тамань живёт не при свете дня, потому что главные герои – ночь, старуха и слепой подросток. Все события происходят под покровом темноты и – под присмотром луны. Так поэту лучше видно. Отчётливее образы, сильнее и живописнее характеры. Духовное зрение не напряжено, не надо видеть, надо слышать и чувствовать, как слышат и чувствуют слепой мальчик и абсолютно беспомощная старуха.

Простая невыразительная жизнь мелких контрабандистов, но какая отчаянная, молниеносная динамика событий на грани жизни и смерти, сколько страсти, сколько истинного героизма, и конечно же любви, чистой и самозабвенной, без примеси фальши.

Чтобы так передать нищую неприхотливую жизнь и озарить её светом романтизма, надо иметь чистую душу, не замутнённую интригами и сплетнями, надо так высоко подняться, как до тебя никто не поднимался. Поэт взошёл на вершину своего гения и молвил слово, которое живёт и поныне.

TAMAN

"Taman" - a fortress, a citadel of Lermontov, standing apart from all that had been written before and after this. Nothing personal, nothing autobiographical. Taman lives not in the light of the day, because the main characters are a night, an old woman and a blind teenager. All events take place under the cover of darkness, and - under the supervision of the moon. It’s better seen for the poet. Images are much clearly, characters are stronger and more picturesque. Spiritual vision is not stressful, it’s not necessary to see, it’s necessary to hear and feel, like a blind boy and an absolutely helpless old woman hear and feel.

Simple inexpressive life of small smugglers, but how desperate, lightning-fast dynamics of the events on the edge of life and death, how much passion, how much true heroism, and of course love, pure and selfless, without any admixture of falsehood.

In order to display such an impoverished unpretentious life and to illuminate it with the light of romanticism, it is necessary to have a clear soul, not turbid by intrigue and gossip, it is necessary to climb as high as up to you no one raised. The poet went up to the top of his genius, and said a word that has been living till now.

   

* * *

Земной несбывшийся полет,

случилось то, что не случилось,

горчит тягучий сладкий мед,

когда ничто судьбе не мило.

Зачем любовь Твоя другим,

возвышенная, неземная,

Ты столько долгих  лет и зим

хранил в душе осколки рая.

Кто Ты такой и как посмел,

презреть манеры, нравы света,

поставив выше важных дел

свое призвание поэта?

Ты в лабиринте слов ловил

Жар-птицу солнечных творений,

И в Демона Ты дух вселил

мятежных огненных видений.

Пришла пора, зовет дуэль,

курок нажат, дымиться время,

туман рассеялся, как хмель,

и – кануло земное бремя.

Earthly unrealized flight,

something happened that didn’t happen,

stringy  sweet honey bitters,

when nothing is cute for the fate.

Why others need your love,

high-minded, ethereal,

You for so long summers and winters

kept in your soul fragments of paradise.

Who are you and how dare you,

to despise the manners, morals of the world,

putting up of the important cases

your mission of the poet?

You caught in the maze of words

a firebird of the solar creations,

and You inspired the demon with

the spirit of rebel fiery visions.

The time has come, duel is calling,

the trigger is pulled, the time smokes,

the fog disappeared, like drunkenness,

and – the earthly burden sank.  

  

ПОСТСКРИПТУМ

Опустошение. Такое ощущение, что ты, читая Лермонтова, истратил всего себя, и, словно лошадь Печорина, не добежал, не доскакал и упал замертво. Как начинать новый день? Как выходить к людям? Ведь все будут смотреть только на тебя. Кто тебе это сказал? Не знаю, но знаю точно, что будут смотреть так, как никто и никогда не смотрел. 

Я заблудился во времени. Нет, я просто остался в прошлом, в Тамани, на водах Кисловодска и Пятигорска. Как вырваться из замкнутого круга на волю, как добежать до станицы с глупым названием Понедельник, обязательно добежать и, заглянув в глаза прожитого времени, увидеть своё настоящее отражение? И как не согласиться на дуэль?

POSTSCRIPT

Devastation.  Such a feeling, that you, reading Lermontov, spent all of yourself, and as if a horse of Pechorin, didn’t run up, didn’t gallop and fell dead. How to start a new day? How to go out tо the people? After all, everyone will just look at you. Who told you that? I don’t know, but I know exactly, that they will look like no one has ever looked.

I got lost in time. No, I just stayed in the past, in Taman, on the waters of Kislovodsk and Pyatigorsk. How to break out of the vicious circle to freedom, how to run up to the page with a silly name Monday, to run up for sure and, looking into the eyes of the lived time, to see your true reflection? And why not to agree for a duel?