Возлюбленная солнцем

п о э м а

проиллюстрирована  работами  
современного  польского

художника Кароля Бака

1

Наше прошлое будущим стало для моих одиноких непрожитых

лет. Я иду, оглушённый предчувствием сердца, по инерции

жизни  бесплодной.  Воспоминаний  тени  ложатся  на  мою

больную память, безгрешную и отрешённую. Так начинаются

каникулы забвения. Стоят деревья неведомо зачем, их раньше

глаз  не  замечал,  и  дождь  и  ветер  напоминают  палубу,

матросов; судьба и море — всё едино, и там и здесь я почвы

под собой не нахожу. И вот уже зима штурмует чёрный цвет,

и флаг выбрасывает белый, конец войне, сомненьям и трудам,

я продолжаю жить в оглохшем безнадёжном мире, и я сдаюсь

на милость победителя, ступившего на землю моей испуганной

души.

2

Когда  солнце  проводит  лучистым  смычком  по чернильной

 любви  луж  с  глазами  застывшего  неба,  начинает  звучать

долгожданная  песня  смиренной  листвы,  что  хранилась  в

темнице души, как предвестница чувств перелётных. И летит

колесница ветров в неприкаянный дом, где сейчас ты живёшь

по наитию памяти долгой и не хочешь увидеть в постаревшем

признании приглушённое солнце зимы.

3

От встреч, прочитанных судьбою наизусть и обезглавленных

осенней  гильотиной  ветра,  тень  остаётся  подёнщицей

воспоминаний бескровных вечеров, бегущих по одиноким

улицам дождей в неведомую жизнь, застывшую в зрачке

ночного неба.

 

4

Проходит солнце на ходулях по чёрно-белым  дням  любви 

и  циркулем  лучей  разлуку  нашу измеряет и в круг земных

забот берёт, и в этом солнечном плену, губительном для нас

обоих, сгорает ожиданье счастья. Не оправдали, не смогли,

и солнце разжимает руки, и рвётся круг событий близких.

5

И жди, и знай, что новый день предаст и удивит, пока

слеза   коровкой  божьей  по-черепашьи  проползёт  по

улицам твоих ресниц, ты крылья обретёшь, она взлетит, и

в отражении небесном застынет в пустоте раскрашенного

лета  предчувствием,  небытием,  восстанием  забытых

 ощущений. Беспрекословны и правда и любовь, когда,

повешенные на голых проводах ветров, они разгадывают

тайны бескровных вечеров и памяти и тишины

предчувствием размашистым, пером судьбы. Походкой

муравьиных мыслей неспешная приходит явь, бесстыжая

подёнщица, отставшая от времени не остановкой сердца,

а любопытством зелени, живущей над бездною осенней.

Упасть и возвратиться по принуждению мечты, к словесным

ангелам прильнуть, и к недотрогам сновидений прийти и

возложить цветы, и жизнь, так не похожую на жизнь,

увидеть и согласиться на пощаду.

6

Позднее, недавнее, раннее, забытое. Ты приставляешь

ухо к морской раковине и начинаешь прислушиваться

к стуку её сердца, постой, погоди, ты где, неужели тебя

нет рядом, зачем ты так, моё сердце, пугаешь меня? Не

вынуждай, если не успокоишься, достану тебя из груди

и, пока буду слушать сердце моей любимой, не верну

тебя домой. Я ухожу от памяти навсегда, зачем мне эта

путаница надежд и предчувствий, подслушанных небом

и подсмотренных моими воспоминаниями. Когда телефон

 наберёт мой номер, я не отвечу, притворюсь, что не слышу,

ведь это я себе звоню, хочу напомнить себе о тебе, будто

это ты случайно набрала номер своей памяти, и вот ты

уже у меня в руках. Подожди, я отвечу, и этот сигнал —

связующая нить между тем, что было, и чего уже не будет

никогда. И всё-таки это было, и сейчас оно во мне шаровой

молнией катится по венам и обжигает огненной страстью

свершившегося, случившегося, непозволительной роскошью

обладания в затонувшем сознании, где уже нет ни времени,

ни настоящего, где нет меня, есть только образ утраты,

неподвижная тень прошлого, запутавшаяся в паутине

размытых иллюзий.

7

Звезда упала и погасла, а тень её осталась жить и увязалась

за тобой оглохшей музыкой небес, той сокровенной тайной,

просьбой, утерянной до сотворенья, до обретения покоя,

постигшего цель паутины, летающей в саду сознания

переизбытком тишины. Ты клетка, безлюдная, совсем чужая,

и птичка, похоже, улетела, я помню, ты её душой звала.

8

Загадочная повесть твоих отчаявшихся глаз, зачитанная

сновидениями до сокровенного, до пробуждения над

пропастью разлуки, и ты летишь на солнечном воздушном

шаре в обыденную вотчину любви, в соломенную огненную

глушь, в твой безнадёжный сад, в ночной дозор несбывшихся

 воспоминаний и оставляешь страже лет, неразговорчивой

 и скучной, и память, и эхо нервное мгновений, сбежавших,

как и ты, из царства собственных сомнений.

9

Последняя жизнь. Ты всё себе простила и весточки от

радости не ждёшь, и прячутся звёзды, кроты наших снов,

 и землю ночного Бродвея взрыхляют. Пора уезжать из

осени в лето, а там уже рукой подать до радости весенней.

Ты выбрала меня по памяти предчувствий, по наставлению

судьбы, но это в настоящем прошлом такая малость, когда

всё рушится, теряется из виду и хочется забыть не то, что

было, а то, что будет после всех разлук.

10

Видишь ли, любимый, я не знаю, почему устала я любить, может, лето рано наступило и весна в цветении своём снежным вихрем пронеслась  над  головой  сединой  растраченных  событий. Я пытаюсь памятью любить, добротой привычки называю, те, что в прошлой жизни

на песке сказочными замками стояли. Не беда, что времени волна смыла их — я их заговорила, и они по-прежнему крепки, как антоновские яблоки в саду, что не падают на землю в сентябре. Только осень собственной тоской руки для разлуки разнимает, это так привычно в октябре на пути к стоянке, зимней спячке.

11

Непростительно тихо. На цыпочках время идёт для тебя, и

шумит, и топорщится, и галопом летит для меня. Ты ещё

молода, вечер сонной рукой не касается глаз твоих кротких.

В  той  далёкой  земле,  где  мечте  сиротливой  живётся

легко,  тебя нет,  и уставшее сердце носит будней наряд

неприметный и не знает, зачем в непроглядную глушь ты

идёшь по канату над пропастью детства — оступись, упади,

может, вспять потекут безымянные реки. Но стоят берега

и  несут  караульную  службу,  и  никто  не  сбежит  от их

пристальных взглядов, не пугайся, их нет, просто это судьба,

там,  и  здесь,  и  повсюду,  и  она  лишь  одна  измеряет

движения ход, каждый шаг, твой и мой,  в одну сторону

жизни, и смирения нет, есть инерция времени, вечный

бег беспристрастных минут, и колёсики крутятся, и скрипят,

и  жалеют  об  этом,  и  идут  по этапу  загадочных лет. Вот

и месяц антикварной улыбкой в позолоте и бронзе застыл

на  атласной  ночной  высоте  неба  наших надежд, рядом

звёзды, Млечный Путь задымился, эта выставка жизнью

зовётся, там и счастье при случае можно найти. Походи,

осмотрись, можешь стать экспонатом, лучше зрителем,

а впрочем, сама выбирай.

2011 год