Извилины чужого городка...

* * *

От долгих раздумий, от тишины вокруг
становится неуютно и сыро,
и неожиданно, исподволь, появляется вдруг
тень или то, что осталось от тебя самого,
и поселяется в твоей собственной квартире.
Город, словно «Титаник», ложится на дно,
и в это временное жилище
бесформенным взглядом смотрит окно,
которое ещё вчера избило закат до кровищи.
Улицы, как стадо баранов, разбрелись кто куда,
слышу, маршируют надменно аллеи,
и медленно, по-иезуитски, из крана вода
точит рассудок, себя не жалея.
На землю падает безжизненный солнечный луч,
затравленным зверем ветер воет и воет.
Всё вверх дном. И над головой тучи
неубранных постелей, которые убирать не стоит.

* * *

Соборная зима, и снегопада потрясенье.

Не могут не свести с ума остатки роскоши осенней.

Осколки времени, цвета совсем уже иного толку,

непосвящённые ветра срывают с города ермолку.

Я не живу уже давно, остались символы и звуки.

Последний вечер за окном ко мне протягивает руки.

* * *

Извилины чужого городка так незатейливы, что местность,

под покровительством которой и происходит эта жизнь,

скрывает всё безволие рассудка горожан обычаями, и потому

уместно принять за данность размеренность всех форм

существования, давая им понять отсутствие времён их

пребыванием в той части настоящего, где символ ожидания

свой проворонил сыр. И за черту оседлости их гонит не

познание, а страсти чужих эпох, навеянные стариной кварталов,

и мир потусторонний лишь раз в году на привязи у лета

выгуливает сытые стада туристов на пастбищах, зализанных

от любопытных взглядов городов. И невозможно объяснить,

кто этот улей разворошил. Им кажется, что если б не они,

то было б всё забыто. 

* * *

Близость моря, как меланхолический рассказ, пишется

на полях побережья, в стороне от недоброжелательных

глаз долгой нелюдимой зимой. И все реже и реже море

напоминает большую провинцию, брошенную людьми

на растерзание чаек. Старый сгорбленный город похож

на Пизанскую башню. И я спрашиваю себя, зачем все это,

и, не получая ответа, жду, когда наступит лето и наконец-то

закончится день вчерашний.

* * *

Город у нищих ворует тоску.

Сладким вареньем намазаны крыши.

Птицы забудут. В трауре небо. Скорей пролетайте.

Слово «прощай» на перроне продрогло.

Дом догорает огарком свечи. Молью

изъеден рассвет. Сны как тюремная клетка.

В нашей с тобой нелюдимой судьбе

вычеркнуть можно одно лишь «начало».

На подоконнике осени грусть расцветает –

такая примета. Все образумится.

Слышишь шаги? Идет звездочет. Значит,

и звезды появятся вскоре.

* * *

Город был неутомимым садом,
алчным, нервным, бешеным, чужим,
город рос и стал кромешным адом,
яблоневым цветом в окруженьи зим.

Город – крепость замыслов нескромных,
приступом не взять, не обойти,
город – умник улиц многотомных,
не стучите в двери, можно так войти.

Город просит осень о пощаде
бликами встревоженных огней,
город уезжает в праздничном наряде
на окраину невзрачных серых дней.

Подарите слово на дорогу
на ступеньках строчек беглых лет,
и придёт нежданно нежность на подмогу,
и коснётся будней хрупкий белый свет.