четверг, 15 января 2015 г.

Извилины чужого городка...


















* * *

От долгих раздумий, от тишины вокруг
становится неуютно и сыро,
и неожиданно, исподволь, появляется вдруг
тень или то, что осталось от тебя самого,
и поселяется в твоей собственной квартире.
Город, словно «Титаник», ложится на дно,
и в это временное жилище
бесформенным взглядом смотрит окно,
которое ещё вчера избило закат до кровищи.
Улицы, как стадо баранов, разбрелись кто куда,
слышу, маршируют надменно аллеи,
и медленно, по-иезуитски, из крана вода
точит рассудок, себя не жалея.
На землю падает безжизненный солнечный луч,
затравленным зверем ветер воет и воет.
Всё вверх дном. И над головой тучи
неубранных постелей, которые убирать не стоит.




















* * *

Соборная зима, и снегопада потрясенье.
Не могут не свести с ума остатки роскоши осенней.
Осколки времени, цвета совсем уже иного толку,
непосвящённые ветра срывают с города ермолку.
Я не живу уже давно, остались символы и звуки.
Последний вечер за окном ко мне протягивает руки.




















* * *

Извилины чужого городка так незатейливы, что местность,
под покровительством которой и происходит эта жизнь,
скрывает всё безволие рассудка горожан обычаями, и потому
уместно принять за данность размеренность всех форм
существования, давая им понять отсутствие времён их
пребыванием в той части настоящего, где символ ожидания
свой проворонил сыр. И за черту оседлости их гонит не
познание, а страсти чужих эпох, навеянные стариной кварталов,
и мир потусторонний лишь раз в году на привязи у лета
выгуливает сытые стада туристов на пастбищах, зализанных
от любопытных взглядов городов. И невозможно объяснить,
кто этот улей разворошил. Им кажется, что если б не они,
то было б всё забыто. 




















* * *

Близость моря, как меланхолический рассказ, пишется
на полях побережья, в стороне от недоброжелательных
глаз долгой нелюдимой зимой. И все реже и реже море
напоминает большую провинцию, брошенную людьми
на растерзание чаек. Старый сгорбленный город похож
на Пизанскую башню. И я спрашиваю себя, зачем все это,
и, не получая ответа, жду, когда наступит лето и наконец-то
закончится день вчерашний.



















* * *

Город у нищих ворует тоску.
Сладким вареньем намазаны крыши.
Птицы забудут. В трауре небо. Скорей пролетайте.
Слово «прощай» на перроне продрогло.
Дом догорает огарком свечи. Молью
изъеден рассвет. Сны как тюремная клетка.
В нашей с тобой нелюдимой судьбе
вычеркнуть можно одно лишь «начало».
На подоконнике осени грусть расцветает –
такая примета. Все образумится.
Слышишь шаги? Идет звездочет. Значит,
и звезды появятся вскоре.


















* * *

Город был неутомимым садом,
алчным, нервным, бешеным, чужим,
город рос и стал кромешным адом,
яблоневым цветом в окруженьи зим.

Город – крепость замыслов нескромных,
приступом не взять, не обойти,
город – умник улиц многотомных,
не стучите в двери, можно так войти.

Город просит осень о пощаде
бликами встревоженных огней,
город уезжает в праздничном наряде
на окраину невзрачных серых дней.

Подарите слово на дорогу
на ступеньках строчек беглых лет,
и придёт нежданно нежность на подмогу,
и коснётся будней хрупкий белый свет.


Комментариев нет:

Отправить комментарий